Пластический гипноз
«В движении» («Rise») – фильм француза Седрика Клапиша о двух полюсах танца. О двух островах в океане музыки, движения, самовыражения. О двух полюсах жизни. О талантливой балерине, которая после травмы уже не смогла выйти на сцену в образе трагической Никии из «Баядерки» Людвига Минкуса, — и изменила свой стиль, преодолела боль, разочарования – и влилась в состав труппы современного танца, начала творить вместе с эксцентричным, живым¸ создающим новую Библию танца ансамблем Хофеша Шехтера. С музыкой, добавлю здесь, Хофеша Шехтера.
«В движении» — отголосок «Черного лебедя». И «Последнего танцора Мао». Вообще, о балете и танце снято не так уж много больших кинематографических удач. Карлос Саура не в счет… Фильм, о котором иджет речь¸ по моему мнению, к шедеврам никак не относится. Он показался мне банальным и по-детски беспомощным. Но Хофеш Шехтер – даже в этом скудном обрамлении – грандиозен.
Сначала о фильме. …Мир закулисья. Батман, аттитюд, плие. Шорох туфелек. Пудра, падающая с кисточки… Музыка, атласные пуанты на мраморе лестниц. Глаз, наблюдающий через дырочку в занавесе зрителей, рассаживающихся в зале. Солисты готовятся, — они уже мысленно в спектакле, их движения полны нездешнего, зачарованного, только белому балету доступного волшебства. Кордебалет в стихии синхрона, благоговейного единства. Предчувствие чуда, предчувствие драмы. Элитарный, недоступный примитивным умам, безусловно-условный мир.
Увертюра. Намек на нечто сказочно-вдохновенное. Красивый Солор. Безупречные стопы солистки. Она вообще безупречна и ангелоподобна, Марион Барбо. Никия. Героиня этой истории. И ее кроткая власть над залом оглушительна… Потом падение, гримаса страдания. Приговор. «Надо долго восстанавливаться… но гарантий нет…». Разбивается чаша недостижимой красоты. И всё идёт простенько. Клишировано. Вполголоса. Тут и папа-адвокат, который никогда не говорил дочери о своей любви. Тут и физиотерапевт, который плачет, расставшись с очередной возлюбленной. И разлагающая роскошь мифической французской кухни, которую зрителям преподносят в декорациях пасторального домика где-то у моря. Где ветер, густая зелень, и репетиции ансамбля – семьи, в которой все свободно и радостно творят. И фея-Никия, идеальная балерина с ногами, достающими до звёзд, пасторально готовит в тёплом окружении милых людей раклет и фуа гра, пряча глаза, скрывая печаль.
Дальше всё развивается примитивнее некуда: она сидит на берегу с одним из танцовщиков ансамбля Хофеша Шехтера; винноцветное море и карамельный закат составляют декорации. Их губы сближаются, и она – разумеется! — ещё лучше понимает, как ей важно и интересно стать частью этого удивительного коллектива. Этого союза отважных единомышленников, умеющих передать токи земли, ритмы волн и ветра…А потом она и её возлюбленный бегут друг другу навстречу по ночному Парижу. И всё в этом беге хорошо: и Париж, — благополучный, благостный, нарядный, только любви и огромному небу открытый, и танцовщики, которым так легко и приятно бежать по мостам¸ аллеям, площадям города Гюго, импрессионистов¸ балета…
Приёмы драматургии в картине так просты и ходульны¸ что говорить о них не стоило бы – если бы не хореография. Примитив драматургического сцепления сцен, беспомощность любовной истории, в которой, как в пустом сосуде, я не заметила ни точного текста, ни искреннего чувства, вызывали лишь скуку. Но виды Парижа – прекрасны. Вот и славно…
Фильм «В движении» оказался мне интересен благодаря участию в нём непостижимого, искрометного, талантливого хореографа-новатора Хофеша Шехтера. В начале фильма Шехтер обращается с экрана к залу, к своей любимой публике. Говорит¸ что будет рад снова выступать на израильской сцене, что приглашает в залы зрителей. И скромно улыбается. Эта скромность понятна: истинно крупные творческие личности не нуждаются в культе самого себя.
Шехтер – искатель вдохновения; он – словно Орфей, ведущий, влекущий свою Эвридику, влекомый ею в тёмном и запутанном лабиринте. Классика – это канон и безоговорочная красота. Некий эталон в суете и бесформенности сиюминутной мысли, морали, эстетики. А современный танец – искусство неординарной, вседозволенной и при этом очень человечной свободы. И в этом смысле – только в этом! – картина Седрика приобретает особый смысл. Шехтер здесь – демократ и врачеватель. Он ставит свой танец для всех¸ про всех. Его мысль, его оригинальные опыты-приёмы, новаторство и экспрессия, преданность искусству и страсть в каждом моменте сценического существования – впечатляют и поражают. Созданные им образы волнуют, магнетизируют. Меняют душу.
Когда-то выдающийся критик, исследователь литературы Корней Чуковский заметил, что роман «Война и мир» способен изменить цвет глаз человека. Он имел в виду как раз этот феномен: человек, сталкиваясь с истинным искусством, с талантливым воплощением мастерства, — меняется. Израильский хореограф, живущий в Англии, — мастер танца, умеющий очаровать аудиторию, Хофеш Шехтер в нас, зрителях, что-то меняет к лучшему. Не так¸ как классика балета¸ не так, как Баланчин. Или Леонид Якобсон. Или Петипа. Иначе. И это его достижение и наше счастье. Безусловно – отступление от совершенства. Но шаг в простор иной звездной галактики.
В апреле – ждём. Танцовщики Хофеша Шехтера покажут спектакль в двух состояниях, в двух репризах, получивший название «Двойное убийство». Надеюсь, истинные ценители будут заинтригованы, а остальные зрители – восхищены.
Инна Шейхатович
Фото Тома Виссера
